Текст, кроме формы и содержания, имеет третье измерение – эмоции-тон автора и чувства, которые он вызывает у читателя. Особенно те, которые остаются после прочтения. Я намеренно объединил два в одно: и тон и чувства возникают во взаимодействии.

Измерение тон-эмоции имеет слои.
Первый – нецензурированные, часто неосознанные самого чувства пишущего. Те чувства, которые заставили его писать. Это сырая дикая эмоциональная энергия, Id текста.
Второй слой – более осознанный. Если пишущий принимает свои чувства, он выражает их искренне и прямо. Иногда он их отрицает, считает неприемлемыми, пропускает их через призму притворства, окультуривает, ретуширует. Это Personality текста.
Но Id всегда просвечивает, проступает пятнами, читается между строк. Он определяет чувства читателя.

Сказанное верно и для разговора. И для танца.

Мы становимся в объятия не с чистого листа – мы приходим в них с вагоном и тележкой своих чувств, часто никак не связанных с этой музыкой и этой партнершей. Свои чувства мы так или иначе выражаем, или большая часть энергии уходит на их сдерживание. Мы не всегда, а может быть, никогда, здесь и сейчас. Мы становимся в объятия, как будто начинаем что-то новое, но тянем в них кучу хвостов — незавершенных циклов опыта, обрывки энергии постконтакта. Душ помогает смыть сегодняшний день, но не смывает годы жизни до этой танды.

Мы можем танцевать спонтанно, из Id, выражая то, то есть, а можем произвольно — из Personality, танцуя в соответствии со своими представлениями «как надо». Id в любом случае прозвучит, заглушая музыку, окрашивая восприятие.

Потому и встречаются техничные музыкальные партнерши, во время танца с которыми задумываешься «это ж как нужно было обидеть человека!?». И не особо продвинутые, но хочется сказать спасибо ее родителям и всем ее мужчинам за любовь, которой ее наполнили. Потому встречаются партнеры, которые ведут на крест, как на расстрел. А есть такие, которые предлагают то ли пойти на хиро, то ли выйти замуж.

В тексте важна также направленность эмоций, они всегда развернуты к кому-то. Не всегда к читателю. Некоторые тексты приглашают меня с собой, как союзника, в «разговор» с кем-то другим, о кот-то другом. Я охотно присоединяюсь к осуждению и гневу, направленных на насильника, грабителя, государство. Я так же охотно блокирую авторов, пишущих в осуждающем и обвиняющем тоне, если эмоции направлены на меня и на то, что мне дорого.
Текст — не монолог, монологов не бывает, бывают одинокие диалоги.

Танец тоже может быть одиноким диалогом.
Вместо того, чтобы рассказывать-выражать музыку партнерше и слушать ее ответ, я могу ожидать, что партнерша присоединиться ко мне в моем собственном взаимодействии с музыкой. Тогда партнерша перестает быть Фигурой, фокусом моего интереса, от нее требуется слиться со мной, стать инструментом, кистью, неживым послушным средством выражения моих чувств. Я могу танцевать технично и музыкально, но партнерша будет чувствовать себя одинокой и использованной.
Точно так же, партнерша может ожидать, что я выражу ее собственные музыкальные эмоции, поведу туда и так, как приглашает ее музыка. Тогда одиноким и использованным буду я.
В таких одиноких диалогах, если эмоции другого нам близки, мы можем к ним присоединиться, со-чувствовать, со-танцевать. Это даже приятно, хотя всё еще одиноко и всё еще далеко от «танцевать-с». Пока еще не существуем друг для друга и танцуем только музыку.

Еще есть пустые диалоги. Это как «помашите» или как «рада знакомству». Как будто в меня бросили огромный розовый воздушный шар. Легкий и пустой внутри. Это похоже на танец «именно с тобой». Под любую музыку. Я буду нести любой охмурительный вздор, лишь бы тебе, ни о чем, зато вдвоем.

«Я хочу танцевать именно эту музыку именно с тобой» — классическая формула танго, неодинокий и непустой диалог. В нем есть третье измерение: чувства, которые остаются после.

с) Игорь Забута, психотерапевт, преподаватель танго
Больше танго-эссе в книге: http://tangobook.tilda.ws